Моя бабушка
Эту зарисовку я хотела бы посвятить человеку, которому очень многим обязана в своей жизни и который, во многом, сделал меня такой, как я есть, – привил мне любовь к хорошим книгам, любознательность, интерес к окружающему миру, уважение к другим людям. Ему я доверяла какие-то вещи, которые не могла рассказать даже своим родителям. Речь идет о моей бабушке – Татьяне Сергеевне Титовой, светлая ей память. Как многих советских детей, чьи родители с утра до вечера были на работе, нас (меня и брата) воспитывали бабушки, которые фактически были нашими «вторыми мамами»
Когда я произношу ее имя, передо мной живо и ярко появляется ее образ. Невысокого роста, сухощавая, с приятным лицом (почти без морщин), очень подвижная, в опрятном домашнем платье и неизменном фартуке, аккуратно причесанная (платков и косыночек она никогда не носила), бабушка проводила свои дни в постоянных заботах о нас. Я почти не помню, чтобы она посреди дня вдруг прилегла отдохнуть – или хотя бы присела, только на время еды, – но даже изо стола она вставала раньше всех нас и бралась за дальнейшие дела. Родители были очень благодарны бабушке за ее помощь и постоянно подчеркивали, что наш дом держался только ее усилиями (особенно это стало понятно, когда мы остались без нее). Бабушка ходила по магазинам – те, кто помнит то время вечного дефицита, знают– достать даже обычные продукты для приготовления обеда или ужина (мясо, рыбу, сыр, яйца, молочные продукты) было довольно непростым делом. Она готовила еду на всю семью – когда мы с братом приходили из школы, а затем наши родители с работы, нас всегда ждал горячий обед и ужин. Бабушка была большим приверженцем чистоты и порядка, к которому старалась – к сожалению, не всегда успешно – приучать нас. Обычной сценкой нашего детства был момент, когда утром, после ухода домочадцев на работу или учебу, бабушка ходит по комнатам и ворчит: «Опять за собой не убираете». Это значит, что кто-то из родителей, торопясь на работу, забыл отнести на кухню и помыть свою чашку или тарелку. Еще один памятный эпизод – бабушка гладит простыни после стирки, утюгов с паром тогда не было, поэтому она набирает в рот воду и брызгает ей на белье, чтобы сделать его мягче. Нам, маленьким, очень нравится это занятие, поэтому мы просим бабушку дать нам самим побрызгать на вещи перед тем, как она будет гладить.
Но вечером, когда, наконец, все домашние дела были сделаны, для бабушки тоже наступало время короткого отдыха. Обычно она проводила его за чтением – страстный книгочей, она с детства старалась приучить к этому и нас. Хорошую книгу тогда было достать непросто, поэтому папа специально приносил ей книги со своей работы, где была хорошая библиотека. Именно тогда, когда бабушка была в благодушном настроении, с ней можно было поболтать по душам и попросить ее рассказать что-нибудь интересное из своей долгой жизни. Рассказчица она была замечательная, многие ее истории я помню до сих пор, а ее героев – саму бабушку в молодости, ее подруг, ее родителей, коллег по работе, соседей по коммунальной квартире – представляла себе, как живых.
Вот бабушка – тогда маленькая девочка Таня – со своим братом Сашей и их друзьями бегают по деревенским лесам и полям (их мама была врачом-психиатром в психиатрической больнице под Москвой, отец был сельским врачом в соседнем селе). Приходит время идти в школу – оказывается, что Таня левша, поэтому ее нужно переучивать на правую руку (как тогда полагалось). Поэтому ей приходится пропустить год и пойти в школу в восемь лет. Леворукость, кстати, осталась у бабушки на всю жизнь – левой рукой она ела, шила, делала иные дела. Писала правой, однако, могла писать и левой рукой – и что самое интересное, задом наперед, справа налево, «зеркальным почерком».
Итак, Таня первый день в сельской школе. Общительная, живая девочка, которая еще не знает школьных порядков – что на уроке следует молчать, заводит оживленные беседы с соседками по парте (многие из которых были подругами по играм). Простодушный и грубоватый сельский учитель, рассердившись на маленькую болтушку, выгоняет ее из класса. Она стоит и плачет в коридоре – еще бы, такой позор, первый день в школе и уже наказана. Кто-то из учителей, увидев ее, с удивлением говорит – «а, это же Таня, дочка Марьи Ивановны?» За девочку заступаются и пускают ее обратно на урок.
Вот Таня уже ученица средней школы. В ее деревне была только начальная школа, с первого по четвертый класс – так что ребятам приходилось ходить в соседнее село, где была школа-семилетка. Теперь даже сложно это представить, что десяти-двенадцатилетним детишкам нужно было каждый день проходить по четыре-пять километров через лес и колхозные поля, по раскисшим сельским дорогам, по грязи, иногда под дождем и снегом. Однако ребята умели извлечь массу удовольствия даже из такого тягостного (на наш взгляд) путешествия. По пути школьники рвали на колхозном поле горох или репу, набивали ими карманы или портфели, а в школе с аппетитом это поедали (разумеется, не всегда мытое и далеко не чистыми руками). Бабушка оживлялась и молодела, вспоминая детские проказы. Следует отметить, что дружеские отношения, сложившиеся у бабушки со многими из ее одноклассниц и подруг по играм, сохранились у них на всю жизнь, до глубокой старости.
После окончания десяти классов Таня решила ехать в Москву поступать в институт. Видимо, уже тогда ее привлекала химия и все, что с ней связано. Сначала она попробовала свои силы, решив поступить в Менделеевский институт (Химико-технологический институт), старательно учила и химию, и математику. Но была у молодой Тани такая интересная особенность – стоило ей разволноваться, и даже прекрасно выученная информация вылетала у нее из головы, так что она не могла вымолвить ни слова перед экзаменаторами. Разумеется, она провалилась. Забрав документы, Татьяна относит их в Московский текстильный институт (который потом окончили моя мама и тетя, а потом и я сама). Здесь ей повезло больше – поскольку опыт экзаменов у нее уже был, волнение было не столь сильным, так что по конкурсу она прошла.
Через много лет, перебирая бабушкины старые бумаги, я наткнулась на ее институтские фотографии и обратила внимание на даты ее учебы в институте: она поступила туда в 1937 году, а диплом получила в 1941. Думаю, многие знают, что этот промежуток времени был для нашего государства чрезвычайно драматическим. Однако, молодость брала свое – бабушка с удовольствием вспоминала свои студенческие годы, дружбы и первые влюбленности, прогулки по Москве, театры и концерты, веселая студенческая жизнь. Ничего зловещего и ужасного об этих годах она не рассказывала. Даже явные неудачи бабушка всегда вспоминала с юмором. Для сдачи каких-то норм по физкультуре (которая в те годы была сильно военизированной), нужно было уметь проехать на велосипеде какое-то расстояние, затем выстрелить из винтовки (кажется, еще в противогазе). Ни того, ни другого бабушка сделать так и не сумела – с детства отличалась крайней неспортивностью, хотя была очень трудолюбива и вынослива. На велосипед ее дружными усилиями всей группы посадили, и она поехала на нем прямиком в канаву. Из стрельбы вследствие сильной близорукости у нее тоже ничего не вышло.
Студенческие годы подходили к концу, молодые люди уже мечтали о будущей работе и профессиональных успехах, когда их планам было суждено трагически оборваться. Наступила война. Бабушка училась еще на четвертом курсе, но руководство института решило завершить обучение на год раньше и выдать молодым людям дипломы без защиты. Институт спешно эвакуировали из Москвы. Многие из бабушкиных однокурсников уходили на фронт. Бабушкиного брата Сашу, к счастью, на фронт не забирают – хотя он и просится, он студент железнодорожного института, а они приравнены к военнообязанным, и у них есть бронь. Уезжать из Москвы она отказалась, поскольку в Подмосковье оставались ее пожилые и нездоровые родители, которым нужно было помогать.
Бабушка красочно описывала страшную панику, которая поднялась в Москве осенью (в октябре-ноябре) 1941 года, когда враг подошел к Москве почти вплотную. Люди толпами бежали на вокзалы, пытаясь уехать из города любой ценой. Она ничего не говорила о своих чувствах – всю жизнь была человеком чрезвычайно сдержанным и терпеливым, но, скорее всего, ей тоже было сильно не по себе. Вообще, военные годы она также описывала без жалоб и стенаний, спокойно и где-то с юмором (Надо сказать, что чувство юмора много помогло выстоять и выжить тому поколению, на долю которого пришлось столько невзгод). Нужно было срочно устроиться на работу – иначе не давали карточек на продукты, без которых нельзя было ничего купить в магазинах. Вакансия находится на ткацкой фабрике под Москвой, в поселке Малаховка, где в бухгалтерию нужен счетовод. Почему она не пыталась устроиться по специальности – инженером-технологом по ткачеству, – я не знаю. Возможно, такие специалисты тогда не были нужны, может быть, просто надо было выживать, поэтому брались за любую работу. Считали в то время на обычных деревянных счетах, поэтому бабушка едет на выходные навестить маму, которая за день-два обучает ее этому искусству – складывать и вычитать, и даже делить и умножать на счетах бабушка предпочитала всю жизнь, отвергая всякие новомодные калькуляторы, которые появились позже. Она поселяется в рабочем общежитии, с другими женщинами, и начинаются трудовые будни, отягощенные военным временем.
Когда мы спрашивали ее – что тебе больше всего вспоминается о годах войны, бабушка отвечала – постоянные голод и холод. Военные зимы были чрезвычайно холодными, рабочее общежитие топили плохо – экономили топливо, так что у работниц от холода распухали суставы. Того количества продуктов, которое выдавали по карточкам (400 или 600 граммов хлеба, иногда масло или какие-то жиры, крупа или мука) не хватало молодому организму. Поддерживали родители, которые жили за городом и имели огород. Татьяна приезжала к ним осенью, и ей давали мешок картошки килограммов на десять-пятнадцать, который нужно было нести на себе до станции и потом от станции до дому. Разумеется, она не могла не поделиться тем, что у нее было, с другими женщинам, у многих из которых были дети. Хвастаться она никогда не умела, но по рассказам ее подруг выходило, что Таня всегда была человеком добрым и отзывчивым, неравнодушным к чужой беде.
Как-то раз, уже на второй год войны, устав от постоянного голода, Татьяна не выдерживает и покупает за большие деньги буханку хлеба на рынке у спекулянтов. Буханка стоит сто рублей – это огромные деньги на протяжении всей советской власти. Зарплата моего папы – молодого специалиста-инженера – в первые годы после института составляла 90 рублей. Как великую драгоценность, Таня несет хлеб домой, но голод так ее мучает, что она незаметно для себя постоянно отламывает от него по кусочку. В итоге до дома ей удалось донести едва ли половину буханки хлеба. Мы слушали этот рассказ, ахая от жалости, но бабушка только посмеивалась – да, было тяжело, но мы были молоды, здоровы, наши близкие живы, все поддерживали друг друга, это помогало нам выстоять. Но даже самым ужасным периодам в жизни людей когда-то приходит конец, оканчивается и война. Всеобщую радость трудно описать – голодные, измученные тяжелым трудом, потерей близких, люди забывали о своих невзгодах, – ничего страшного, у нас все еще впереди, главное, что наступил мир.
Бабушка поступает работать в научно-исследовательский институт текстильной промышленности, инженером-технологом, где она проработала всю жизнь, больше сорока лет, до самой пенсии. Они занималась разработкой и испытаниями технических тканей для тех профессий, кому для работы нужна была особая спецодежда (пожарных, геологов, полярников). Помещения института находятся в тех же корпусах, что и Текстильный институт, в котором она училась. В 1946 году туда приходит молодой лейтенант, только что демобилизовавшийся из армии, который также учился там до войны на инженера-механика, специалиста по ткацкому оборудованию. Ему осталось доучиться год, чтобы получить диплом. В коридорах института он спрашивает о чем-то молоденькую сотрудницу. Бабушка еще не знает, что судьба свела ее с этим человеком, чтобы уже никогда не расставаться. Через полгода после этой встречи Татьяна и Дмитрий, мой будущий дедушка, справляют свадьбу. Вместе они проживут более сорока лет.
Семейная жизнь, которая продолжалась столь долгий срок, начиналась далеко не столь безоблачно. У моего дедушки был очень непростой характер – он суровый и упрямый человек, тем более, он прошел всю войну, что не могло не сказаться на нем; бабушка, при всей ее веселости и общительности, тоже женщина с характером. В первую же брачную ночь молодые ссорятся из-за какого-то пустяка, бабушка убегает из комнаты в коммунальной квартире, где они поселились вместе с дедушкиными родителями, и возвращается к себе в общежитие. Уговаривать ее вернуться идет не сам молодой муж, – ему тоже не позволяет характер, а свекровь, которой понравилась невестка и которая боится, что с таким характером ее сын останется один. Как в конце концов помирились молодые супруги, история умалчивает, но судя по всему, это была их первая и последняя ссора за долгую семейную жизнь. Каждый сделал из нее собственные выводы, желание быть вместе оказалось для них сильнее личных страстей и амбиций. Мама говорила, что она не помнит, чтобы ее родители из-за чего-то спорили, и тем более, ругались, повышали голос, оскорбляли бы друг друга.
В молодой семье родились дети – в 1949 году мама, через два года ее сестра, моя тетя. Их воспитывали, возможно, несколько сурово на наш взгляд, но как было принято в те годы – в трудолюбии, честности, без лишней ласки. Семья жила небогато, однако, родители никогда не завидовали материальным благам других, главным в жизни всегда считали интересную работу и уважение окружающих за свой добросовестный труд. Что бабушка, что дедушка почти все свободное время проводили в делах: придя с работы, бабушка занималась хозяйством, затем садилась шить одежду детям, дедушка делал в доме всю мужскую работу – мама вспоминала, что при его жизни они никогда не знали, кто такой сантехник или электрик, он умудрялся даже сам ремонтировать обувь для домашних. Сама воспитанная в любви к чтению, бабушка старалась приучить к этому же детей, также в выходные дни она ходила с детьми в музеи, гуляла по городу, старалась, чтобы они росли культурными и разносторонне развитыми.
Мама иногда пеняла бабушке, что она больше времени проводила на работе или с друзьями, чем с ними, своими детьми, мало дарила им ласки или душевного тепла. Возможно, так и было – и бабушка, и дедушка были людьми сдержанными, несентиментальными, хотя разумеется, они очень любили своих детей. Дедушку мы помним плохо – он умер, когда мне было 6 лет, а брату около трех. Человеком он действительно был суровым, хотя, конечно, любил нас по-своему. Но о бабушке мы, внуки, вспоминаем с исключительной благодарностью – к старости она стала более мягкой и ласковой, могла пошутить и поиграть с нами. Поскольку она выросла в деревне, она знала много пословиц и поговорок, различных простонародных словечек, чем очень нас смешила. При почти постоянном отсутствии родителей она сильно скрасила наше детство – мудрым советом, доброй шуткой и, разумеется, своим примером.
Бабушка покинула нас, когда мне было 18 лет, – как-то внезапно стала сдавать, слабеть, ее стали плохо слушаться руки и ноги. Оказалось, что это какая-то редкая форма склероза, которая буквально за год превратила ее из бодрой пожилой женщины в немощную старушку. Всегда бодрую и деятельную, бабушку ее слабость приводила буквально в отчаяние – ей было невмоготу сознавать, что теперь она не может, как раньше, заботиться о других, наоборот, сама нуждается в постоянной заботе. Времена тогда стояли смутные, был 1994 год, в стране шли перемены – родители были в постоянном страхе, что завтра не будет работы, не будет денег (которые постоянно обесценивались), и, хотя за бабушкой мы все ухаживали в материальном смысле, ни у кого не хватало моральных сил и времени, чтобы просто поговорить с ней. Об этом мы много лет спустя вспоминали с грустью и чувством вины. Если умершие нас слышат, то я хотела бы еще раз попросить у нее прощения за невнимательность к ней в последние годы жизни.
Когда кто-то вспоминает о людях, которые являлись для него примером в жизни, я всегда думаю о своих бабушке и дедушке, которые служат таким примером для меня. Честные, порядочные, трудолюбивые, не теряющие оптимизма при любых обстоятельствах – такие люди всегда являются опорой в любом народе. Равно как мне странно слышать от усердных не по разуму мусульман, что люди неверующие не могут быть по-настоящему нравственными. Это вовсе не так. Да, мне до сих пор тяжело думать о том, что бабушка умерла человеком неверующим (дедушка – так тот вообще был всю жизнь членом партии). Когда в 90-е годы в нашей стране начал возрождаться интерес к религии, наша семья стала иногда ходить в церковь и интересоваться вопросами души, бабушка всегда говорила, что, наверное, в этом что-то есть, но ей всю жизнь говорили, что Бога нет, а переучиваться на старости лет ей поздно. Это еще один момент, который меня печалит в воспоминаниях о бабушке, хотя я надеюсь на милость Творца ко всем добрым людям.
Анна Кобулова
Фото: vesti22.tv
